Около четырех он добрался до дока в Нью-Брайтоне. Припарковав машину возле цепного ограждения, он пошел к конторе. По пути увидел одного из поляков, приколачивавшего лист жести на крыше сарая. В конторе сидел дюжий рыжеволосый мужик, в котором он признал одного из старейших работников фирмы.
– Я хочу выйти на своей яхте в море, – объяснил Браун. – Я звонил несколько часов назад.
– Мне ничего не известно об этом, – ответил здоровяк, – Мы закрываемся. – Он говорил с ярко выраженным восточным акцентом, за которым угадывался сварливый характер.
– Послушайте, мне нужно всего лишь поставить паруса. От вас требуется только выдать мне парусные кисы.
Из сарая появился и вошел в контору болезненного вида человек с вытянутым лицом и длинным тонким носом.
– Сезон еще не открылся, парень.
«У этих двоих, – подумал Браун, – на лбу написано: «Ничего нельзя поделать». В последнее время подобное отношение ко всему распространилось буквально везде, отравляя жизнь и подтачивая страну, словно метастазы».
– Послушайте, – он решил не отступать. – Я позвонил сегодня после полудня и попросил вас спустить мою лодку на воду. Мне сказали, что все будет сделано.
– А я вам говорю, – взвился рыжеволосый, – что мы закрываемся.
И тут через раскрытую дверь конторы он увидел свой катамаран. Он стоял на подъемнике в конце дока. Мачта и такелаж на нем были установлены.
– Вот те раз! – воскликнул он. – Вон она, эта чертова лодка. Парусные кисы я могу взять и сам. Как насчет того, чтобы помочь мне с подъемником?
Парочка смотрела на него с откровенным недоброжелательством. Тут он понял, что говорит с ними в повышенном тоне. Браун считал себя исключительно, даже слишком вежливым человеком. Но в сегодняшнем мире не выживешь с хорошими манерами. Взглянув на мужчин, он понял, что они вот-вот взорвутся от распиравшей их злости.
– Что-нибудь не так? – спросил кто-то третий, Повернувшись, Браун увидел в дверях плотного мужчину с суровыми чертами лица. Его седые волосы слегка вились, подбородок покрывала темная щетина. Он был в пальто из верблюжьей шерсти и в твидовой шотландской шляпе. Браун уже где-то видел его, но не мог припомнить где именно.
– Может быть, вы сможете помочь мне? – обратился он к вошедшему.
Браун поймал себя на том, что заговорил безапелляционным тоном своего отца.
– Господин Браун, не так ли? – Мужчина шагнул вперед и протянул руку. – Я Пат Фэй. Мы встречались в Ньюпорт-Бич в прошлом году.
– Верно, – подтвердил Браун со смущенной улыбкой, хотя так и не вспомнил его. – Понимаете, я прошу, чтобы мне помогли спустить яхту. Но, похоже, наступает конец рабочего времени.
Мужчина смотрел на него с улыбкой, не лишенной дружеского расположения.
– Да?
– Я хотел вывести ее на час или около того, чтобы проверить исправность.
– Тогда вам придется на ночь пришвартовать ее у причала.
– Ничего, я замкну ее, – сказал ему Браун и заметил, как Фэй переглянулся с одним из мастеров.
– О'кей. Вы, ребята, идите домой, я сам помогу ему.
– Если вы остаетесь, – откликнулся тот, что с восточным акцентом, – тогда и мы не пойдем.
Фэй снял шляпу и пальто и положил их на стол.
– Мне очень жаль, что я причиняю вам беспокойство. Я думал, что яхта будет на воде к моему приезду. – Брауну почудилось что-то зловещее в поведении Фэя.
– Никаких проблем, – с живостью в голосе отозвался Фэй и повернулся к плотникам. – Это господин Браун, ребята. Один из наших торговых агентов. – Браун не стал поправлять его. Затем Фэй представил плотников. Одного звали Кроуфорд, другого Фанелли. Браун кивнул, не поднимая глаз. Терпеливое участие Фэя начинало действовать ему на нервы.
– Мы знаем его, – заметил Кроуфорд. – Он держит здесь свою лодку.
– Правильно, – присоединил свой голос Фанелли.
– Видите, господин Браун, – заключил Фэй, – они знают вас.
Они с Фэем пошли в док. Кроуфорд и Фанелли потащились за ними. Вечерний воздух был наэлектризован всеобщим раздражением.
Когда катамаран оказался на воде, Кроуфорд отпер сарай и впустил Брауна за парусами.
– Вам, наверное, невдомек, кто такой Фэй, – сказал Кроуфорд, когда Браун доставал из рундука паруса. – Всего лишь главный конструктор этой фирмы.
В этот момент Браун вспомнил наконец свою встречу с Фэем в Калифорнии. Тогда тот был отставным флотским офицером, пришедшим на работу в «Алтан».
– Тем более признателен ему за помощь, – сказал он Кроуфорду. – И вам тоже.
Все трое стояли вокруг, пока он готовился к выходу. Они смотрели, как он подхватил мотор и поднимал его на кронштейны. От этих усилий он лишился дыхания и вспотел, а когда забрался на яхту, то увидел, что Фэй разделся и стоит в одной рубашке, а по ней расплывается огромное масляное пятно.
– Проверьте свои ходовые огни, – крикнул ему Фэй. Фанелли отвязал кормовой линь и с отвращением швырнул его в воду.
– Еще раз спасибо! – крикнул Браун.
После нескольких рывков мотор завелся, и, развернув яхту, он направил ее в сумеречные тени бухты Аппер. «Наконец-то я в море, хоть и со свернутыми парусами», – подумал Браун. И тут же посмеялся над абсурдностью своего импульсивного поступка. Сопротивление мастера только подстегнуло его желание и заставило добиваться своего. Не будь его, он наверняка бы передумал. Теперь же он удалялся от острова Статен, не имея абсолютно никакой конкретной цели.
Какое-то время он шел на огни Манхэттена, огибая риф Роббенса и оставляя маяк Кэти по левому борту. Огни города напомнили ему о лете после первого года учебы. Их корабль вошел на парах в бухту и бросил якорь на Гудзоне. Оказавшись в городе, курсанты встретили менее радушный прием, чем ожидали. Тем летом он влюбился в Энн.