– Не знаю. Если сомневаешься, то, может быть, тебе не следует браться за это!
– Теперь уже слишком поздно. – Браун засмеялся.
– Ты не один, – напомнил Уорд. – На тебе ответственность за Энн и Мэгги.
– Да, я знаю. – Он налил себе немного виски и, поморщившись, выпил. – Я кругом обязан, за все отвечаю. Не обращай внимания. Со мной все будет в порядке.
– Опять набрался, – пробормотал Уорд, неуверенно вставая на ноги.
– Подожди минутку, Базз, – попросил Браун. Уорд прислонился к стволу дерева. Браун смотрел на него через пламя костра.
– Ты пять лет провел в тех лагерях во Вьетнаме. Как тебе удалось выжить?
Уорд медленно сполз по стволу на землю.
– Романтик чертов, – пробормотал он, – что ты хочешь, чтобы я рассказал тебе?
– Расскажи, как тебе удалось это. Прежде я никогда не просил об этом.
– Что ж. – Уорд немного подумал и серьезно объяснил: – У меня всегда была при себе палочка, чтобы чистить зубы. Думаю, что она и сыграла основную роль.
– То, как ты выжил, помогло тебе стать таким, какой ты теперь, – настаивал Браун.
– Что за чушь, Оуэн. Что ты хочешь сказать этим, черт возьми?
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Ты заблуждаешься.
– В тебе и всегда было что-то такое, что вызывало восхищение. У других. У нас, у Тедди и у меня. Но оттуда ты вернулся каким-то особенным, энергичным, воспрявшим. Невероятно.
– Тебе так представляется это?
– Не только мне, Базз.
– Я там лишился всего, приятель. Разве что только не жизни. Это было единственное, что придавало мне силы. Большинство людей не знают, что значит выжить.
– Ты даже представить себе не можешь, какой дерьмовой была моя жизнь, – быстро заговорил вдруг Браун. – Какой бескрылой и гнусной. Мне просто необходимо обрести такие силы, как у тебя.
Уорд вздохнул.
– Оуэн, каким ты был, таким и остался. Жизнь ничему не научила тебя за двадцать лет.
– Я сохранил надежду. Если ты это имеешь в виду.
Уорд пристально посмотрел на него.
– Хочешь, чтобы я раскрыл тебе тайну жизни, приятель?
– Вот именно, пастор, хочу.
– Дорожи своей жизнью. Какой бы дерьмовой она ни была. Дорожи своей семьей. Война кончилась, и ты жив. Дорожи жизнью во имя тех, кого нет. – Он опять поднялся на ноги. – Вот так. Надеюсь, что все это не покажется тебе таким уж бескрылым.
Уорд собрался уходить, но Браун остановил его.
– Базз, что мне делать? Идти мне на эту гонку или нет?
Уорд отвел глаза.
– Я спрашиваю тебя потому, что ты знаешь предел человеческих возможностей, настаивал Браун. – И ты знаешь меня.
– Лучше бы ты не спрашивал меня об этом, – проговорил Уорд.
– Каким будет твой ответ?
– Я не буду отвечать тебе сейчас. Я могу ошибиться. Если решу, что знаю ответ, я напишу тебе.
– Спасибо, Базз.
– А лучше – спроси у Энн, – посоветовал Уорд. Браун покачал головой.
– Я не задаю ей подобных вопросов. Она надеется, что я знаю себя, и не обрадуется, услышав мои цыплячьи сомнения и рассусоливания.
– Я скажу тебе одну вещь, в которой я уверен. Твоя жена знает тебя лучше, чем тебе кажется.
Браун рассмеялся.
Посреди ночи его разбудил странный и жуткий звук, раздававшийся рядом. Почти мгновенно он почувствовал, что один в палатке. И тут же он услышал этот звук снова – безумный вой загнанного зверя где-то на берегу озера. Он выбрался из спального мешка, нащупал фонарик и выполз из палатки.
От костра остались только тлеющие угли, но света луны, отражавшегося в озере, хватало, чтобы разглядеть очертания его дальнего берега. Когда звук послышался вновь, Браун понял, что это Уорд: стоя по щиколотку в озере, он тихо выл на луну.
– Что это, черт возьми, ты делаешь? – возмутился Браун.
– Заткнись! – яростно бросил Уорд. – Заткнись и слушай.
Где-то совсем далеко за озером раздался вой волка, сначала одного, затем нескольких. Он доносился словно из прошлого, слабый и призрачный, как свет луны.
– Спасибо тебе, Господи, – проговорил Базз Уорд и неуверенным шагом ступил на берег. Когда он подошел ближе, Браун увидел на его лице блаженную улыбку. – Что ты скажешь на это, мой друг?
– Аминь? – спросил Браун.
Следующим утром они на веслах отправились на юг.
– Я в самом деле сожалею о том, что наговорил прошлым вечером, – начал было Браун. – Я, похоже, расклеился. Ты же знаешь, я почти не пью.
Но его прервал заразительный хохот Уорда.
– Ты не сказал ничего такого, что выходило бы за рамки.
– Я не помню, что я говорил.
– Ты высказал то, что у тебя на сердце, дружище. Со мной это можно.
– Я потратил так много энергии на то, чтобы казаться уверенным в своем шаге… И вот – стоило только взять выходной и нарушить установившийся ритм, как тут же все затрещало по швам.
– Я понимаю тебя, дружище.
– Минута слабости, – оправдывался Браун. – Когда-то же должен быть дан выход накопившейся отрицательной энергии.
– Что ж, – заметил Уорд, – в плавании тебя может поджидать и не такое, Оуэн.
Утром Браун помогал Уордам пилить дрова на зиму для обогрева рыбацкого домика. Вначале он работал с пилой, а когда ее перехватил Уорд, стал вместе с Мэри носить поленья в дровяной сарай. Улучив момент, Мэри, стоя в дверях сарая, обратилась к нему:
– Базз сказал, ты думаешь, что я обижена на тебя.
– Мне так казалось. Теперь я думаю, что, наверное, ошибался.
– Я не могла бы всерьез обижаться на тебя, Оуэн. Ты был мне таким хорошим другом.
Он понимал, что она имеет в виду то время, когда Базз был в лагере, а он, Браун, уже возвратился в Штаты из Вьетнама. Когда она говорила ему это, он вдруг понял, что она была тогда влюблена в него, так же как и он в нее. И оба они оказались людьми с принципами.