Не годится. Затем объявился «дикий» радиолюбитель из Южной Африки с позывным «Зулу Ромео альфа один Джульет пять шесть три», называвший себя Диким Максом.
Очевидно, это был подросток, шаривший по всему миру и выторговывавший все, что было интересного. Он вел передачу на двух выделенных ему частотах: на одной – в телефонном режиме, на другой – в телеграфном. Браун мог прослушивать частоты только поочередно. В морзянке у Дикого Макса был настоящий талант: паузы у него резонировали, точки и тире звучали ритмично, а молчание во время интервалов было каким-то саркастическим. В телефонном режиме он говорил ломким дискантом, по-африкански растягивая слова. Иногда в его голосе проскальзывали сумасшедшие нотки.
– У меня есть комплект из солнечной Индии! Есть таиландский комплект из слоновой кости – обычные шахматы, только ладьями в нем являются слоны с бивнями. Есть комплект из красного дерева, вырезанный заключенным на острове Дьявола. Дрейфус? «Монте-Кристо» – лучшие кубинские сигары. У меня есть комплект древней иранской игры Каз, которую все еще можно встретить в Хайбере. Есть также комплект из орехового дерева. Кокосовые? Да, у меня целая куча таких. Просто загляденье.
Затем он стал сыпать невообразимыми шутками, из которых до Брауна долетали только отдельные куски.
– Это было не перо и не десять шиллингов, Ваша честь. Это было подлое и низкое коварство ублюдка.
Он представлялся то уличным торговцем, то болтливым и жадным ребенком.
На восходе солнца, когда Браун поднялся на палубу, над горизонтом на северо-востоке стояло бледно-голубое сияние. Оно показалось ему таинственным и непостижимым.
В центре свечения находилось что-то, похожее на перевернутый горный хребет. Горы висели вниз вершинами, как сталактиты, едва не касаясь своими пиками поверхности моря и резко утолщаясь сразу над горизонтом. Казалось, это был целый перевернутый остров.
Он долго рассматривал это странное видение. Перевернутые пики казались хрупкими и изящными, отливая ледяными оттенками на фоне светлеющего неба. Он не удержался и направил к ним яхту. Примерно через тридцать минут видение исчезло. Но там, где проходила линия льда, в воздухе парил одинокий буревестник, все время выдерживая одно и то же направление по отношению к яхте, словно указывая ей путь. Почувствовав какой-то прилив надежды, Браун направил свое судно вслед за ним.
Стрикланд прижимал к уху телефонную трубку и наблюдал, как Памела Коэстер пытается открыть бутылку с диетическим овощным соком. После нескольких неудачных попыток сорвать пробку она принялась яростно колотить горлышком бутылки по холодильнику. В глазах сверкало бешенство, кончик языка прикушен зубами. Стрикланду пришлось вмешаться. Не отрывая трубки от уха, он подошел к Памеле и забрал у нее бутылку. На линии была его компаньон и менеджер Фрея Блюм.
– Мы можем продолжать снимать фильм, – счастливым голосом говорила Фрея. – Похоже, нам дадут необходимые средства.
Этим утром к суду был привлечен ряд людей, связанных с корпорацией «Хайлан», включая и самого Хайлана. Гарри Торну не было предъявлено никаких обвинений.
– Хорошо, – бросил в трубку Стрикланд. Он обернул пробку посудным полотенцем и, резко крутанув ее, вручил Памеле открытую бутылку. Запрокинув голову, Памела жадно прильнула к ней. – Я как раз наметил несколько новых объектов съемки.
– В качестве контрапункта?
– Да. Для многоплановости показа. Думаю, что неплохо было бы послушать кое-кого из корабелов. У нас уже есть лаконичные комментарии этих парней с острова Статен. Мы могли бы развить тему.
– А если честно, – спросила Фрея, – ты понимаешь, о чем они там толкуют? Ты можешь сделать из этого что-нибудь членораздельное?
– Не знаю, – ответил Стрикланд. – Может быть, этого как раз и не стоит делать.
Весь день он пытался отыскать бывшего главного конструктора «Алтан» – человека по имени Фэй. Оставив очередное сообщение на его автоответчике, он увидел, что Памела умудрилась разлить сок по всей кухне, и не удержался, чтобы не крикнуть ей:
– Не могла бы ты убрать за собой? Нельзя же быть таким ребенком.
Он прошел в свой жилой угол и увидел, что она свернулась клубком на подушках у большого окна и, подперев кулаком подбородок, с надутым видом смотрит на улицу.
– Я не заплатила за свое проживание в этом месяце, – сказала она. – Меня это сильно тревожит.
– Как насчет твоего папочки? Может быть, теперь, когда он готовится перейти в мир иной, у него проснутся отцовские чувства?
– У него аллергия на меня, – буркнула Памела. Последний шаг Памелы вверх по социальной лестнице привел ее к должности гардеробщицы в новомодном клубе «Марабаут». Но все это кончилось, когда ее поймали при попытке стянуть шарф у одного из выдающихся завсегдатаев. Памела особенно огорчалась из-за того, что шарф она взяла не для себя, хотела подарить его своему новому другу.
– Не смотри на меня так, Памела. Я не думаю, что подхожу на роль кормильца.
– Мне это известно.
– Времена у меня сейчас не из лучших. Я не из Голливуда.
– Понятно, – кивнула она. – А нельзя пожить у тебя немного?
– Я дам тебе денег взаймы, чтобы ты расплатилась за жилье. Если тебя беспокоят парни, уезжай из города.
– Уеду, – пообещала она. – Через пару дней я поеду на Мыс. В Провинстаун.
– И там свяжешься со своими дружками-героинщиками и увязнешь еще глубже.
– Это единственное место, где меня примут. Это как дома.
– Ладно, – проговорил Стрикланд. – Можешь оставаться здесь сегодня и завтра. Позднее мне надо будет уйти. – Он вздохнул. – Я так устал видеть, как люди вываливают себя в дерьме.