– Почему бы нам не поговорить о чем-нибудь другом? – предложил Браун. Долвин неотрывно смотрел в днище трюма «Ноны». Браун пожал плечами оставил бутылочку на настиле. Его несколько смущало то, что он вспомнил о «правилах поведения в бою». На самом деле они значили не так уж много. И какое-то суеверное чувство настоятельно требовало от него загладить эту ссору, какой бы неприятной и провокационной она ни казалась ему.
Вечер Браун провел за игрой вместе с Мэгги и ее приятелем, который остановился у них проездом на олимпиаду в Портсмуте. Они с Энн одобряли эту дружбу.
Следующим утром он не обнаружил на верфи фургона Долвина. Взобравшись на настил, он заглянул в рубку и увидел обнаженные шпангоуты и фанеру каркаса «Ноны». Шкафчики и ящики красного дерева исчезли все до единого, не оставив и крошки опилок. Вначале Браун не поверил своим глазам. Спустившись в огромный отсек, он обнаружил свои деньги открыто лежащими на куске свернутого брезента. Там было пятьсот долларов. Под ними был чек на две тысячи, который он выписал Долвину в качестве задатка и на приобретение материалов. Он оставил деньги на месте и выбрался на причал. Здесь его ждали Кроуфорд и Фанелли, скрестив на груди руки и состроив скорбные мины.
– Полагаю, он бросил работу, – заметил Кроуфорд. Браун окинул его долгим взглядом.
– Похоже на то.
И тут он понял, что Долвин вернул всю сумму сполна и половину ее украли портовые рабочие. Он был уверен в этом. Пятьсот долларов – это было ровно столько, на сколько у них хватило смелости.
– Вы, наверное, обидели его? – стараясь показать озабоченность, спросил Фанелли. – Вы, наверное, придирались к нему, я правильно говорю?
– Нет, – ответил Браун, – неправильно.
– Он собрал здесь все еще вчера вечером, – добавил Кроуфорд. – Он даже привез сюда свою старуху, чтобы она помогла ему загрузить фургон.
– Что вы теперь собираетесь делать? – равнодушно поинтересовался Фанелли.
– Не знаю. – Браун действительно не знал, что ему делать. – Как бы вы поступили на моем месте?
– Вот уж чего не знаю. – Фанелли пожал плечами. – Так вы поругались с ним, или что?
– Я рассказал ему, что был во Вьетнаме. Похоже, его это сильно задело.
На какое-то мгновение Кроуфорд с Фанелли явно растерялись.
– Джордж Долвин, – наконец произнес Кроуфорд, – горячий малый. Говорят, что однажды он даже бросил бомбу. За что сидел потом в тюрьме. – Он повернулся к Фанелли. – Из-за чего это было? Из-за абортов?
– Все правильно, – подтвердил Фанелли. – И про аборты, и про бомбу, и все остальное.
– Мне кажется, что он сектант, – сообщил Кроуфорд. – Какой-нибудь адвентист Седьмого дня, или что-то в этом роде. Жена у него тоже верующая.
– Пусть он молится, скотина, – не выдержал Браун, – чтобы лодка не оказалась поврежденной.
Однако, когда они с Кроуфордом провели внутренний осмотр судна, выяснилось, что остов никак не пострадал.
– Я же говорю, что малый похож на баптиста, – вновь заверил его Кроуфорд. – Или что-то в этом роде.
– Ну что ж, начнем все с начала, – вздохнул Браун. – Может быть, я даже займусь этим сам.
– Да? – удивился Кроуфорд. – Вы работаете по дереву? Кстати, у меня есть знакомый столяр, его зовут Каз, неплохой парень. И мог бы сделать эту работу за те же деньги.
Браун ничего не ответил.
Долвин забрал счета с собой, поэтому Браун не имел представления, где он брал свой материал, и поехал наугад к Сирзу, рядом с Гарден-Стейт-Паркуэй. Почти час он приценивался к столярному инструменту, но купил только комплект книжек по столярному делу. Перед самым ленчем грузовик «Федерал экспресс» доставил часть заказанного радиоэлектронного оборудования и приборов. Вся вторая половина дня ушла у него на их инвентаризацию и подготовку места для хранения. Отсеков, где он собирался разместить основные приборы, больше не существовало.
В какой-то момент он почувствовал, что его охватывает дикая ярость. Она навалилась с такой силой, что ему стало страшно показаться людям на глаза. Он забился внутрь судна и сидел там без движения, потея в замкнутом пространстве и стараясь взять себя в руки. Но злость не проходила и, казалось, могла разорвать его на куски вместе с выдержкой, интеллектом и всем остальным. Обхватив себя за плечи руками, он сидел на последней ступеньке сходного трапа, закрыв глаза, и дрожал, пытаясь справиться с собой. Проглотить эту ярость с потрохами.
По дороге домой в тот вечер его опять охватило беспокойство по поводу денег. Тех восьмидесяти тысяч, что гарантировал ему Торн, могло не хватить для покрытия расходов на плавание, а ужиматься он не хотел.
Дома он разогрел обед для себя и Энн, но почему-то не смог заставить себя рассказать ей о случае с Долвином. Впрочем, он знал почему: случай этот вызвал бы у нее лишь возмущение и непонимание. А ему хотелось ее сочувствия, и он ничего не сказал ей.
Энн покупала книги и готовила перечни. В книжных магазинах и лавках, морских музеях и библиотеках она раздобывала отчеты, метеосводки и журналы об одиночных плаваниях. Дома она без конца просматривала всё то, что необходимо было иметь на «Ноне». На работе она теребила старика Мегауана, пытаясь склонить его и журнал «Андервэй» к подготовке серии статей о плавании Оуэна. Она решила для себя, что из этого должна выйти книга, которую они напишут вместе. Кабинет, оборудованный для нее, превратился теперь в штаб по подготовке к путешествию.
После обеда Брауны еще какое-то время оставались за столом. Энн потягивала «бордо». От ее взгляда не укрылось, что Оуэн в ярости.