– Может быть, тебе следовало остаться с «Ноной» на ночь? – спросила она.
– Сегодня мне нужна ты, а не «Нона». – Он вовсе не был настроен на шутливый лад.
– Ты, наверное, забыл, Оуэн. У Мэгги сегодня вечеринка на всю ночь. Мы не сомкнем глаз среди всей этой пятнадцатилетней публики.
Он пожал плечами.
– Я советую тебе не высовываться, – предупредила она. – И надеюсь, что все обойдется.
– На этот раз, – сказал ей Оуэн, – нам придется потерпеть друг друга.
Из кухни было слышно, как Мэгги говорила по телефону. В голосе у нее звучало нетерпеливое оживление. После стольких дней в интернате ее приводила в восторг возможность собрать дома собственную компанию. Тем более что ее школьные друзья жили далеко и наведывались нечасто.
– Она сказала то же самое Элисон Моран, – говорила в трубку Мэгги, – И еще и повторила! Эта девица кругом в проигрыше. Ну совершенно продулась! Полная невезуха!
Энн предостерегающе вскинула брови, и они отправились наверх.
В спальне он скинул туфли и, устроившись поверх покрывал, попытался заставить себя прочесть инструкции, прибывшие вместе с его новой аппаратурой спутниковой навигации. Энн включила телевизор. Из Центра Линкольна по специальной программе транслировали «Реквием» Верди. Она улеглась поперек кровати, положив подбородок на руки. Стакан с вином она пристроила рядом на полу. Через некоторое время музыка стала вызывать у нее беспокойство. Увидев, что Оуэн не обращает на телевизор никакого внимания, она встала и выключила его. Но звуки музыки доносились откуда-то еще.
Энн встала, вышла в холл и прислушалась. Музыка звучала в мансарде, где Мэгги и четверо ее дружков, расположившись на матрацах вокруг старенького телевизора, покатывались со смеху. Мэгги, взяв на себя роль домашнего комика, проходилась по адресу певцов и музыкантов, чьи отталкивающие физиономии непрерывно демонстрировал экран.
– Вы только взгляните на них! – Ехидство просто распирало Мэгги. – Они же совершенно никчемные людишки! Они собираются каждую неделю, чтобы повеселить своей музыкой только себя. Они карикатурны. Они абсурдны. Они самые настоящие неудачники. Поглядите, у них кругом невезуха!
Такая характеристика выступающих настолько смешила дружков Мэгги, что они напоминали какой-то гогочущий клубок едва оперившихся бесенят. Не желая портить им веселье, Энн тихо сошла по ступенькам и уже снизу крикнула им:
– Убавьте, пожалуйста, звук, дети.
Ее вмешательство тут же вызвало гробовую тишину, отозвавшуюся эхом по всему дому.
Сев в кровати, Оуэн отложил в сторону инструкции и смотрел, как она вошла и допивала вино.
– Что случилось? – спросил он.
– Ничего не случилось. Дети веселятся.
Она села на кровать и уставилась в пол.
– Мэгги где-то подцепила это слово «невезуха», – проговорила она.
– Да, я уже слышал, как она щеголяла им по телефону.
– Мне это совсем не нравится.
– Это же всего-навсего слово, черт возьми, – сказал Браун. – Они не вкладывают в него никакого смысла.
– Оно вульгарное и отвратительное, – возмутилась она. – Из-за него она кажется непроходимо глупой. Мне придется поговорить с ней.
– Уж очень ты разошлась, тебе не кажется?
– Мне в самом деле не нравится это слово.
Оуэн беззвучно рассмеялся.
Она бросила на него колючий взгляд.
– Что с тобой?
– Ничего. – И добавил: – Я знаю, почему ты не любишь его.
– Правда? Почему?
– Давай оставим это… – он подложил в изголовье подушку и улегся на кровати.
– Я хочу сказать, что мне непонятно, где она нахваталась подобных словечек.
– Они носятся в воздухе, – сказал Оуэн, – в наше время.
– Чтобы дети отличались такой изощренностью, это так омерзительно.
Браун приподнялся на локте. – Разве это так уж плохо, если они понимают разницу между победителями и проигравшими?
– Я не хотела сказать, что они не должны понимать этого.
– А я не думаю, будто детям надо внушать, что в победе есть что-то предосудительное с точки зрения нравственности. Или, напротив, что в поражении есть что-то благородное.
– Оуэн, ты не слушаешь меня.
– Почему же? Слушаю и думаю над тем, что скрывается за твоими словами.
– Что за чепуха! – неожиданно вырвалось у нее. Алкоголь опять затуманил ей голову.
Он пристально посмотрел на нее, слегка уязвленный ее тоном.
– А не ты ли несешь чепуху, Энни? Меня волнует более глубокий смысл твоих слов. В жизни всегда есть победители и побежденные, то есть проигравшие.
– В жизни?
– От побежденных смердит, – настаивал он. – И дети должны знать об этом. Они должны испытывать отвращение к поражению!
– Я предполагаю, что ты вынужден исповедовать это, – заметила Энн. – В целях подготовки.
– Ты говоришь так, как будто все это придумал я. Но я знаю, почему это так беспокоит тебя. Рассказать тебе?
– Конечно. Расскажи.
– Потому что любая перспектива проиграть хоть в чем-то пугает тебя до потери рассудка. Этой навязчивой идеей страдаешь у нас ты, ты у нас зациклена на победах.
– Ты что, действительно так думаешь? – удивилась она.
– Да, думаю. Тебе настолько ненавистна мысль о поражении, что ты даже не можешь слышать слово «невезуха». Потому что на самом деле ты очень агрессивна и азартна.
Какое-то время она смотрела в пол, раздумывая над услышанным. Затем легла рядом и закрыла глаза рукой.
– Мне не нравится, – заметила она, – когда ты рассказываешь мне обо мне самой.
– Да, – произнес он, – тебе нравится, когда все происходит наоборот.
Даже в этот раз они не могли не любить друг друга. Ему казалось, что он не подкачал и доставил ей удовольствие. Довольный, он улыбнулся в темноте. На сердце было легко. Он видел залитый солнцем океан, лазурное небо над головой и развевающиеся флаги. Слабые уступают сильным.