– Мистер Стрикланд, как дела, мой добрый друг? – спросил Торн.
Стрикланда подкупала добродушная и покровительственная манера Торна. Он пробормотал что-то нечленораздельно и позволил Торну увлечь себя к лимузину «линкольн-континенталь». Из машины проворно выскочил шофер в темных очках, демонстрируя свою бесконечную готовность стоять под дождем.
– Расслабься, – бросил ему Торн и открыл перед Стрикландом заднюю дверцу. Промычав что-то в знак благодарности, Стрикланд сел на заднее сиденье и посмотрел на Гарри Торна. Торн вызывал у него больше затруднений с речью, чем обычно.
– Как продвигается работа? – спросил Торн и принялся разглядывать его в ожидании ответа. Некоторым людям хватало такта не таращиться в тот момент, когда на него нападало заикание. Гарри был не из их числа.
– Отлично, – наконец выдавил Стрикланд. – Как продвигается бизнес?
Контрвопрос вызвал у Торна сдавленно-горькую усмешку.
– Лучше не бывает. – Торн пристально посмотрел на Стрикланда. – Что такое, вы не верите мне?
– Верю, конечно, – отозвался Стрикланд. – Сможете ли вы уделить мне немного времени на следующей неделе? До выхода Оуэна в море?
Лимузин мягко, словно крадучись, катился по улицам театрального района. Торн, забыв о Стрикланде, разглядывал вечернюю толпу.
– Позировать вам, вы хотите сказать?
– Ну, – начал Стрикланд, – к… не обязательно позировать, а…
– Я не хочу сниматься в вашем фильме, Рон, – прервал его Торн. – Извините, но мне кажется это неуместным.
– Вы должны, – настаивал Стрикланд. – Мне придется убедить вас в этом.
Торн повернулся к нему.
– Это почему же?
– Потому что ваше присутствие необходимо. Без него не получится сюжет.
– Какой сюжет?
– Потом увидите.
– Увижу? – насмешливо переспросил Торн.
Стрикланд поклялся про себя, что заставит Гарри Торна сидеть и смотреть на самого себя в темноте зрительного зала.
– Ладно, – сдался Торн, – может быть, я и смогу уделить вам минут пять или десять в конце недели.
– Пяти и даже десяти минут будет недостаточно, – возразил Стрикланд. – А вот два раза по полдня после обеда меня бы устроило.
– Посмотрим, – кивнул Торн. Стрикланд понял, что его прямолинейность понравилась Торну. – Когда я смогу посмотреть что-нибудь из снятого?
– Пока слишком рано. Когда Браун отправится в плавание, я займусь монтажом того, что у меня есть.
– Хорошо, – согласился Торн. – Буду ждать с нетерпением.
Подъехав к ресторану, шофер сопровождал их до входа, не боясь вымокнуть под дождем. Тут подавали бифштексы, стояли красные банкетки, на стенах висели картины на темы скачек, а пол был устлан опилками. Нижний зал ресторана примыкал к бару, где собралась многочисленная и крикливая компания нью-йоркских выпивох. Стрикланд увидел Брауна и его жену за столиком, стоявшим всего в нескольких шагах от шумного бара.
– С возвращением. – Торн пожал Брауну руку, а Энн одарил церемонным поцелуем. Затем коротким жестом подозвал к себе официанта. Тут же словно из-под земли появился метрдотель. Торн отвел его в сторону, Стрикланд придвинулся ближе, чтобы лучше слышать.
– Почему мои друзья за этим столом? – спросил Торн. Метр молча опустил голову.
– Знаете, что они говорят об этих столиках? – спросил Торн у Стрикланда, заметив, что тот прислушивается. Он сделал жест в сторону банкеток, над которыми висели акварели с изображением бегов. – «Эти лицезреют лошадей». – Точно таким же жестом он обозначил горизонталь, пересекавшую тела посетителей бара. – «А эти лицезреют задницы». Вы ведь так говорите, да, Пол?
– Я ужасно сожалею, господин Торн, – пролепетал метрдотель по имени Пол. Брауны, похоже, не слышали этого разговора. Пол провел всех в другое помещение, где и свет, и разговоры были приглушенными. Гарри шел между Оэуном и Энн, взяв их под руки.
На столе тут же появилась бутылка вина, и Торн предложил, чтобы его оценила Энн.
– Но это же чудо! – воскликнула она. – Очевидно, вам уже приходилось бывать здесь прежде? – Она бросила на Торна игривый взгляд.
За закуской Стрикланд наблюдал, как Энн кокетничает с Гарри. В ее присутствии он становился болезненно чувствительным и подавленным. Ему приходилось делать над собой усилие, чтобы не смотреть на нее все время. Застенчивость в общении с женщинами была не в его правилах. Обычно он давал им почувствовать свое внимание и предоставлял самим определять дальнейший ход событий. Браун был каким-то притихшим. Он загорел и, видимо, очень устал, и это было естественно после нескольких дней пребывания в океане. Наблюдая за ним, Стрикланд пытался определить разницу между реальным Брауном и его образом на экране.
«На экране, – думал Стрикланд, – Браун выглядит совсем неплохо, этакий прирученный тигр». Черты у Брауна были выразительные, но, пожалуй, чересчур правильные, и от этого он производил впечатление какой-то излишней красивости, а кроткий взор говорил о мягкотелости, по крайней мере, так казалось сначала. В общем, он вызывал симпатию, но не внушал должного уважения.
Тот Браун, который сидел сейчас перед ним, не казался таким уж покладистым. В его движениях чувствовалось раздражение, чего не могла зафиксировать камера при отсутствии перспективы. Без видимых причин на его лице временами появлялось болезненное выражение затравленности. «Что-то угнетает его», – отметил про себя Стрикланд. Такие вещи он обычно чувствовал безошибочно.
Вино было настолько хорошим, что Стрикланд, погрузившись в свои наблюдения, почувствовал, что улыбается, Брауну, как патрон своему любимому подопечному. Он вдруг понял, почему Брауну, несмотря на его представительный вид и симпатичную жену, отвели самый плохой столик в этом заведении. Его физиономия не отвечала манхэттенским представлениям о победителе. С первого взгляда в нем можно было разглядеть натуру наивную, услужливую, хотя и непредсказуемую.