– Зачем ты поднялась? – спросил он.
Одно только то, что он вообще раздумывает над этим, показывало ей, как они стали далеки друг от друга. Перемены им необходимы, да, но только не эта кошмарная авантюра, навязанная ему другими, только не это глупое заблуждение.
– Я услышала, как ты встал, – объяснила она, – и больше не смогла заснуть.
– Тебя что-то беспокоит?
Она смотрела на него, и ей хотелось сказать ему все.
– С тобой все в порядке? – снова спросил он. «Если я попрошу его отказаться, – вдруг осознала она, – это будет стоять между нами всю оставшуюся жизнь». Он будет сожалеть об этом до конца своих дней. Она навсегда закроет от него небесно-голубой мир неиспользованных возможностей. Со временем на нее ляжет вина за каждый из тех серых дней, которые чередой потянутся к старости, принося с собой разочарование и оставляя позади мечты. Их жизнь сделается такой же, как у всех, и виновата в этом всегда будет она.
– Ты отправишься обессиленный, – сказала она. – Тебе надо отдохнуть.
Ей было даже страшно подумать о том, какая тяжесть ложится на нее. Но, несмотря ни на что, ей хотелось, чтобы он отправился и победил.
– Со мной все будет в порядке, Энни, не беспокойся.
– Что ты читаешь?
– Письмо. Старое письмо от Базза. Иди спать.
Она послушно повернулась и пошла, прихватив на кухне бутылку минеральной и три таблетки аспирина. Вернувшись в спальню, легла в постель и со страхом стала ждать рассвета.
Стрикланд с Херси приехали еще до рассвета и сидели в фургоне до тех пор, пока у Браунов не зажегся свет. Энн молча впустила их в дом.
Некоторое время они снимали, как Брауны пьют на кухне чай.
– У него странный голос, – заметил Херси, когда они остались вдвоем.
Стрикланд ничего не ответил. Он знал, что глухие тона в голосе Брауна – верный признак страха, этого старого знакомого, от которого сводит челюсти и распухает язык. Ему вспомнилось туманное утро в долине Пфу Бай, когда от страха его прошиб пот. «Он, прошибающий тебя пот, бывает разным», – думал Стрикланд.
Когда все было готово, Брауны посреди гостиной взялись за руки и обменялись печальными улыбками. Они стояли, прижавшись друг к другу лбами, пока Оуэн не сказал:
– Ну что же, люди, пора отправляться.
– А как же Мэгги? – спросила Энн. – Разве она не поедет с нами?
– Она поздно легла. Я уже попрощался с ней.
Энн хотела было запротестовать, но в конце концов Мэгги оставили досыпать.
– Здорово мы его подловили, – радовался Херси, когда они со Стрикландом в своем фургоне направлялись по Мерритт-Паркуэй в сторону города.
– Когда снимаешь, – ответил на это Стрикланд своему помощнику, – помни о том, что он может дурить тебя. Мы должны быть готовы показать и тот, и другой случаи.
– А велика ли разница между ними? – Херси был озадачен. – Вы думаете об этом, когда снимаете?
– Я не знаю, – признался Стрикланд.
В конторе верфи на острове Статен Кроуфорд сообщил Брауну, что запасной комплект солнечных батарей, заказанный им с опозданием, так и не поступил.
– Пусть будет так. – В голосе Брауна не прозвучало ни сожаления, ни тревоги.
Потом Стрикланд и Херси снимали, как Кроуфорд и Фанелли ставили «Нону» на подъемник и переправляли ее в бухту. Фанелли бросал в сторону камеры многозначительные взгляды. Когда «Нона» была на плаву, Стрикланд и Херси помогли Браунам перенести на борт коробки с книгами и музыкальными записями. Среди них были произведения Элгара, о которых Стрикланд даже не слышал; несколько баллад на морские темы в исполнении бардов – Гордона и Бока; кое-что из репертуара Синатры – Стрикланд предположил, что это было вершиной музыкальной культуры для Аннаполиса середины шестидесятых. Была и подобающая случаю классика, в основном Бетховен, предназначенная для поднятия настроения утонченным эстетам. Среди книг Стрикланд успел приметить библию, поэтические сборники Фроста и Джона Донна, «Биографию Колумба» Гарретта Маттингли, несколько романов Самуэля Элиота Морисона, рассказы Хемингуэя. А также «Сокровищницу американского юмора» – на случай, если будет плохо с весельем. Вот такой набор для культурной жизни на необитаемом острове.
Затаскивая последнюю коробку на борт, Браун потерял равновесие. Его нога соскочила с края качавшегося на волнах настила и скользнула вниз по гнилой свае, которая, наверное, поддерживала палубу какой-нибудь галеры еще времен войны Севера с Югом. Когда он подтянул ногу, Стрикланд увидел кровь на кроссовке Брауна и на штанине его спортивных брюк.
– Вы поранились, – сказал он Брауну.
– Все нормально, – быстро ответил тот и, оглядевшись, убедился, что Энн еще на пирсе и не слышит их. Стрикланд уставился в мутную воду в том месте, где побывала нога Брауна, и разглядел там ржавый полуклюз с острыми краями, торчавший в полутора футах под водой. Браун натянул на рану штанину и прыгнул на борт. Кровь на кроссовке он вытер о коврик.
– Не кажется ли вам, что на рану надо взглянуть?
– Плевать, – бросил в ответ Оуэн.
Прежде чем удалиться, Кроуфорд пожал руки обоим Браунам.
– Удачи вам, капитан, – грустно пожелал он Брауну. Они обменялись взглядами, в которых мелькнуло что-то, похожее на взаимное прощение. Фанелли лишь криво усмехнулся, кивнув на прощание. Энн со Стрикландом тоже поднялись на борт, и яхта пошла через бухту, увлекаемая пятидесятисильным «эвинрудом», позаимствованным на верфи. По пути к другому берегу Стрикланд сидел, привалившись спиной к мачте, и снимал остров Эллис со статуей Свободы. Мимо острова Гавернер они проходили так близко, что могли рассмотреть детей береговых охранников, выстроившихся перед занятиями возле школы под номером 109. Энн помахала им рукой. Ей ответила одна только девочка, которая была на голову выше всех ребят.