– Было ли это связано с особым риском?
– Так я слышала, – ответила она. – Но только не от Оуэна. Он никогда не рассказывал, насколько это было опасно.
– Тогда понятно, почему ему наскучило продавать яхты, – проговорил Стрикланд.
Она вдруг почувствовала, что не может отделаться просто вежливой шуткой.
– Я надеюсь, что по-человечески вы понимаете его. Во всяком случае, хотелось бы верить в это.
– Мне приходилось иметь дело с военными фанатами.
На мгновение его слова заставили ее похолодеть.
– Военные фанаты, – повторила она. – Вы так называете этих парней, Рон? Для меня это звучит оскорбительно.
В его ответном взгляде не было и намека на угрызения совести.
– Я не хочу, чтобы вы злились на меня. Это было бы неправильно.
– Неужели? – спросила она. – А я как раз злюсь. Что же в этом неправильного?
– Потому что я ваш друг и вы нравитесь мне. Я отношусь к вам с уважением. В моих словах нет ничего неуважительного по отношению к вам, потому что я имею в виду свой собственный опыт. Я тоже был там.
– Не изображайте из себя ветерана, пожалуйста. Вы были там в качестве репортера. А это совершенно другое.
– Эй, – произнес он потеплевшим голосом, – на моей груди нет ни одного лживого волоска, леди. Впрочем, у меня их вообще немного. Как известно, ваш муж работал там с прессой. И у меня тоже были свои черные деньки.
– Расскажи ей об «LZ Браво», Рон. – Памела пришла в себя и смотрела на них ясными глазами. Она лежала, скрючившись, на широкой красной подушке, сложив на плечах сжатые в кулаки руки. – Расскажи, что произошло.
– «LZ Браво», – пояснил Стрикланд, – это мой фильм о Вьетнаме.
– Я знаю, – отозвалась Энн. – Насколько я понимаю, антивоенный. Или, как говорят сейчас, с критической позицией.
– После съемок у меня были маленькие неприятности.
Памела поощряюще захихикала.
– Парни чуть не убили его.
– Когда я делал этот фильм, я был молод. И имел свой взгляд на происходившее. Все мы старались противопоставить что-то преобладавшему в то время военному фанатизму.
– И что же, кому-то не понравился ваш стиль?
– У меня не было проблем с теми, кого я снимал. Они не очень-то жаловали меня, но мирное сосуществование нам удавалось. Я не имел ничего против них. И даже сочувствовал им. Когда съемки были закончены и я торчал в Кучхи, ожидая отправки вместе с двадцать пятой дивизией, мне пришлось познакомиться с некими тоннельными крысами. Хоть я и не имел для этого ни малейшего желания. Они же знали обо мне только понаслышке.
– И что же случилось? – спросила Энн. Стрикланд насупил брови и сделал глоток виски. Речь его стала сбивчивой.
– Тоннельные к… крысы, это были низкорослые человечки. Они ходили во вьетконговские штольни в шахтерских касках и имели пистолеты с глушителями. У некоторых были ножи с выстреливающимися лезвиями. Такие крошечные, смуглолицые хищники. Рахитичные заморыши. Вообще-то они больше походили на мангуст, чем на крыс.
– Рикки-Тикки-Тави, – подсказала Памела.
– Они решили сыграть злую шутку и затащили меня в одну из горячих штолен, использовавшихся Национальным фронтом освобождения. Вход в нее был закрыт плетенкой из бамбука и похож на люк. В глубине пещеры была ловушка с колом, измазанным человеческими испражнениями. Они привязали меня к нему и оставили на всю ночь.
Энн смотрела в свой стакан.
– Это была долгая ночь, – проговорил Стрикланд, – но и ей наступил конец. Кончается даже самая беспросветная ночь.
– Даже самые долгие ночи имеют конец, – согласилась Памела.
Энн протрезвела.
– Как много страшного произошло. Как много пострадало людей. Там.
– Точно подмечено, – сказал Стрикланд. – И это едва ли худшее из того, что было. В действительности штольня, наверное, не была такой уж горячей.
– Все равно это не могло быть приятным.
– Не могло и не было, – согласился Стрикланд. – Но я нахожу утешение в том, что я делал свою работу. Когда идешь за правдой по пятам, нередко получаешь по зубам. От нее же. Выдающаяся пословица.
– Да, я понимаю, – заверила Энн.
– Поэтому я все еще здесь, – проговорил Стрикланд. – И все еще иду за ней.
Поскольку трезвых среди них не было, Энн оставила Памелу со Стрикландом у себя на ночь. Было слышно, как Памела бродит в гостевой комнате, где она расположилась, но ничего не произошло. Стрикланд спал на диване в кабинете.
Перед сном Стрикланд раздал привезенные с собой подарки. Памеле досталась шерстяная лыжная шапочка с бордовой окантовкой из Финляндии. Тут же надев ее, она стала похожа на очаровательного сорванца, но почему-то из прошлого столетия. Энн получила альбом с репродукциями картин «прерафаэлитов».
Энн вручила им свои подарки. Календарь с яхтами – Стрикланду, Памеле – кусочек ароматного мыла.
На следующее утро Энн проснулась с больной головой и смутными воспоминаниями о ночных разговорах. Альбом, подаренный Стрикландом, лежал на комоде. В нем было несколько поразительных картин: «Благовещение» Миллеса, «Леди Шарлотта» Холмана Ханта. Они были прекрасны, но чем-то смущали.
Стрикланд варил внизу кофе.
– С меня достаточно рождественских праздников дома, – сообщил он. – В следующем году отчалю в Тегеран.
– С вами было приятно встретить Рождество.
– Правда?
– Да, хотя поведение у вас было не из лучших.
– У кого, у меня? Я никогда не был таким паинькой, как вчера.
– Ну что же, вы были любезны с Мэгги, добры к своей подружке Памеле.
– Она действительно мой друг, – согласился Стрикланд. – Я стараюсь приглядывать за ней.